Тем временем этот мальчишка дважды ходил штурмовать Гудермес.

И ни разу не стал героем.

Ничто так не увлекало и не захватывало воображение и чувства, как злая, острая мысль. Глеб настолько оторвался от реальности, что не заметил, когда серый невзрачный «жигуленок» с двумя антеннами на крыше обогнал его уже второй раз. Зрительная память отметила это, но сознание оставалось невосприимчивым, словно окружающая жизнь существовала отдельно, на гигантском экране.

— Что-то не нравится мне вон тот «жигуль», — спокойно проговорил Грязев, наклонившись к водительскому сиденью, и этим вытащил Глеба из глубины мрачных размышлений.

Они уже миновали сложный дорожный узел с жестким контролем возле Пятигорска, обогнули стороной Минеральные Воды — владелец машины отлично знал объездные пути и после соответствующей беседы охотно их показывал. Теперь пробирались проселочными и хозяйственными дорогами в сторону Невинномысска, и этот автомобильчик с антеннами и тонированными стеклами насторожил Саню не зря.

— Может, взять хотят? — предположил Глеб.

— Вышли-то чисто, где могли подцепить?

— На границе подшумели. — Головеров посмотрел на «ковбоя» — оба солдатика настороженно прислушивались к диалогу.

— А кого ведут? Сразу всех, или кого-то конкретно?

— Скорее всего, меня.

— Смысл?

— Смысл вечный, как мир, — Глеб оставил руль и потянулся, разминая тело. — Сделал дело, пора и в деревянный пиджак.

— Тогда бы из Чечни не выпустили, там удобнее, — предположил Саня. — Концы в воду.

— Там удобнее, да искать не просто.

— Я же нашел тебя.

— То ты!.. А машинка, кстати, не нашей конторы. Похожа на эмвэдешную. РУОП что ли? Или ОМОН?

— Вид, конечно, странный, — согласился Грязев. — Антенны будто напоказ…

Обсохший было владелец «Москвича» не понимал еще, в чем дело, но почувствовал шкурой — снова начал потеть.

— А не духи ли это? — подал голос Анатолий Иванович.

— Если духи — то им на руку, что мы ползаем по этим проселкам, — рассудил Глеб. — Впрочем, это всем на руку. Не будем же искать уединенных мест! Поживем на людях!

Через полчаса он выехал на трассу Минводы — Невинномысск и встал в строй грузовиков, с удовольствием давая дорогу всем легковым. Саня отслеживал весь попутный и встречный транспорт, однако за добрых пятнадцать километров хорошей езды ничего особенного не заметил. И только было успокоился, как попавшаяся навстречу «Нива» вдруг далеко за спиной резко и опасно развернулась и потянулась следом, прячась за тяжелыми КАМАЗами. Глеб попробовал выжать из «Москвича» скорость и проверить «Ниву» на вшивость, но старая машина выше ста десяти уже не ездила.

— Да, попался нам конек, — пробурчал он. — Только дым возить…

— «Нива» реагирует, — доложил Саня. — И надо сказать, довольно грубая реакция.

— Менты — народ грубый, — со знанием дела заявил Анатолий Иванович.

Проехали еще двадцать пять километров. Поток транспорта на дороге резко убавился, стало даже как-то пустынно и неуютно. «Нива» тоже куда-то отвалила, а ее место занял «Москвич» последнего выпуска, но со знакомыми антеннами на крыше.

— Это не духи, — прокомментировал Глеб. — Вернее, духи, да другие, скажем так, официальные. Душман, он и в нашей конторе душман. Эх!.. И на людях нет нам покоя!

Через километр он начал притормаживать, вглядываясь вперед — дорожное полотно медленно сужалось, и было полное ощущение, будто сильная рука неотвратимо сжимает горло…

Глава 4

От первой встречи, назначенной Миротворцем в своей штаб-квартире, дед Мазай отказался, поскольку вовремя выяснил, что никакой обещанной конспирацией там и не пахнет, а напротив, готовится своеобразное заслушивание генерала на сборище единомышленников. Во второй раз, спустя четыре дня, он осознал, с кем имеет дело, и теперь клялся, что не повторит прошлой ошибки и беседа будет строго конфиденциальной. Дед Мазай предусмотрительно выслал разведку и убедился, что Миротворец выехал на встречу только с шофером-телохранителем.

Это был третий человек, усиленно ищущий с ним общего языка. Завлаб — непотопляемый, невероятно жизнестойкий в политике человек с бегающими, испуганными навечно глазами, — после встречи с генералом невероятно оскорбился, нашел себе соратников в лице Мерседеса с Участковым и, по сути, развязал войну в Чечне. Могущественный, влиятельный «царедворец» Комендант, пытаясь поправить положение, тоже пошел на контакт с генералом и теоретически все сделал верно, однако не сумел выстоять перед натиском своих противников, обрек полицейскую операцию на поражение и в результате застрелился, хотя в официальном сообщении говорилось, что умер от инсульта. Вообще-то за его смертью стояла некая тайна, раскроют которую, возможно, лишь потомки лет эдак через пятьдесят. Как бы там ни было, Комендант имел чистые помыслы государственника и волю русского офицера.

И вот теперь Миротворец, человек тоже в прошлом военный, после Приднестровья широко известный как национальный герой. Для солдатских матерей, впрочем, как и для воюющего населения Чечни, он как бы повторил свой подвиг, заключив мирные соглашения, развел враждующие стороны, худо-бедно остановил бойню, и теперь «генсеку» с командой его бы на руках носить! А Миротворца вдруг вышибли из государственного аппарата буквально на улицу, так что он, уже привыкший к правительственным кабинетам и собственному аппарату, вынужден был снимать в гостинице два номера под штаб-квартиру, где в окружении единомышленников приходил в себя и старался проанализировать обстановку и свое положение.

Похоже, вспомнил о том, как все начиналось в Чечне, получил информацию о «Молнии» и теперь искал контакта с ее бывшим командиром. Дед Мазай мог бы махнуть на Миротворца рукой — они не были знакомы и генерал никогда серьезно к нему не относился, — но смущало одно странное совпадение: отрешение Миротворца от власти произошло чуть ли не в тот же день, когда спецподразделение неожиданно передали в МВД, а командира вторично отправили на пенсию. Точнее, вывели за штат. Но это уже роли не играло.

Генерал улавливал какую-то глубинную таинственную связь между этими обстоятельствами. Не трогали же «Молнию», пока шла война, никому и в голову не приходило переподчинить ее, ведь отлично знали, что МВД для офицеров — вариант неприемлемый, что они немедленно подадут рапорта на увольнение и в результате — полная ликвидация спецподразделения.

Дед Мазай сам назначил место встречи — В Кузьминском лесопарке, на берегу пруда, куда заранее выслал своего человека, чтобы избежать всяких неожиданностей, и еще прихватил с собой удочку для зимней рыбалки — пенсионеру положено…

Лунку он не сверлил — хватало чужих, старых: весенний лед напоминал решето. Миротворец не знал генерала в лицо, зато сам в пору своего взлета не исчезал с экрана, и, воспользовавшись этим, дед Мазай минут пять наблюдал за ним, скорчившись над лункой, прежде чем выставить знак — пластиковый пакет с заранее условленной рекламой. Бывший национальный герой, примитивно маскируясь солнечными очками и легкомысленной кепкой, бродил между рыбаков, редко сидящих на льду, и часто попадал ногой в раскисшие от тепла снежные ямы и лунки. Должно быть, промочил ноги…

Заметив знак, Миротворец сразу же подошел к генералу, потоптался и наконец примостился на льду, подстелив пакет с рекламой.

— Что бы и вам не взять удочку? — сказал дед Мазай. — Глядишь, и напрасно бы не пропало время.

Миротворец заготовил начало разговора, однако ироничный тон серьезного и полутаинственного генерала Барклая-де-Толли, командира самого «крутого» спецназа несколько смутил его и потому вызвал неудовольствие. Дед Мазай уловил это и решил додавить бывшего национального героя — иначе правды от него не услышишь…

— А что? Мы же на пенсии оба. Пенсионерам сам Бог велел с удочкой на берегу… Или вы пишете мемуары? Тоже дело полезное, и дает хороший приварок, особенно когда личность известная.